ни капли истинных чувств, которых в ней просто не было. Зато присутствовало напряжение. И, кстати, усиливалось. Причем как-то слишком уж быстро. Вот напрягся и я. А Еремеева продолжила изображать робота — поинтересовалась, кто мотался к ним домой за костюмом для ее мужа, заявила, что и сама выбрала бы именно этот, похвалила парик и т. д. Потом посмотрела на младшего сына, как-то поняла, что он балансирует на грани потери сознания, и отправила его в коридор. А после того, как Егор и «его свита» вышли из помещения, задала еще десяток вопросов о реальном состоянии тела. Слава богу, патологоанатом оказался далеко не дураком, поэтому ограничивался либо общими словами, либо самым минимумом травмирующей информации, а как только Светлана Николаевна поняла, что ее берегут, и потребовала подробностей, я приобнял ее за плечи и мягко развернул лицом к двери:

— Нам пора: через несколько минут Панаева увезут в 'Лефо-…

Увы, мои надежды на то, что это известие вышибет ее из состояния бесчувствия, накрылись медным тазом буквально через секунду. Нет, «тот самый» вопрос она задала, как и полагается, с нешуточной экспрессией и даже рванула за рукав куртки. Но это тоже было игрой:

— Он еще тут⁈

Играла и во время недолгой «беседы» с Константином Михайловичем. Первым делом заглянула в его глаза, заявила, что сломан он качественно и уже не оклемается. Затем оглядела видимые раны и пожалела, что их не так много, как хотелось бы. А перед тем, как покинуть комнату, озвучила единственную фразу, в которые вложила хоть какие-то чувства:

— Знаешь, Денис, а ведь я, оказывается, успела отвыкнуть от грязи этого мира…

…Душевное состояние Еремеевой ухудшалось и следующие несколько часов. Ведь если после морга Арсений Викторович увез супругу и детей в московскую квартиру, а Егору по моей просьбе постоянно звонила то одна, то вторая, то третья сестра Тимура и старательно забалтывала, то Светлана Николаевна пребывала в постоянном напряжении. До переезда в Кремль и беседы с президентом она безостановочно отвечала на звонки и принимала соболезнования, потом два с лишним часа вникала в нюансы церемонии прощания, которую планировалось провести в Колонном зале Дома Союзов, и похорон на Новодевичьем кладбище, а ближе к семи вечера изъявила желание вернуться в морг и побыть с мужем. К этому моменту ее эмофон ощущался перетянутой струной, готовой лопнуть, поэтому я привел в исполнение план «Б», который готовил на всякий случай — согласился отвезти женщину куда угодно, и даже вышел с нею в коридор. А там мы «столкнулись» с Голиковой и Рыжовой, и эта парочка сделала все остальное:

— Светлана Николаевна, мы монтируем мини-фильм о жизни Виктора Викторовича. Все, что было в наших архивах, уже использовано, и теперь нам нужны ваши личные записи. А еще не помешает помощь с подсказками, так как мы знали его только с одной стороны, а вы — почти со всех…

Она ушла с ними вроде как «минут на пятнадцать-двадцать», но где-то через час Танька скинула мне фотку плачущей Еремеевой,

и сообщение, в котором утверждалось, что в ближайшие шесть-восемь часов ей будет не до поездок. Я, естественно, поверил, так что созвонился с Росянкой, выяснил, где они находятся, с помощью парней из первого взвода, подменяющих большую часть ФСО-шников, добрался до относительно небольшого, но очень хорошо оборудованного спортзала и, скинув верхнюю одежду, подменил Богиню Войны, рубившуюся с Егором.

Первые минуты полторы-две работал, оценивал физическое и моральное состояние парня, а когда понял, что он все еще в состоянии думать, добавил жесткости ударам, плавно взвинтил темп и рявкнул во весь голос:

— Что это за танцы нанайских мальчиков⁈ Дерись в полную силу!!!

Вот он и включился, разом перешагнув свой личный предел скорости, и начал вкладывать в каждый удар ненависть к Панаеву, отчаяние и страх перед будущим. Себя не жалел от слова «совсем»: с первой до двенадцатой минуты восемнадцатиминутного боя безостановочно атаковал, умудряясь бить даже из самых неудобных положений, почти не блокировал мои удары и не разрывал дистанцию даже тогда, когда стоило. Приблизительно в том же стиле рубился и в партере: компенсировал отсутствие достаточно серьезных навыков борьбы готовностью сдохнуть, но додавить, поломать или, наоборот, выкрутиться из абсолютно безвыходных ситуаций, тратил силы так, как будто работал на «читкодах», и раза четыре включал «второе дыхание». А после того, как закончилось самое последнее, с моей помощью перевернулся на спину, закрыл глаза, почти две минуты восстанавливал сорванное дыхание, а потом криво усмехнулся:

— Девчонки звонили, не переставая, практически целый день. Как только я сцепился с Анной Аркадьевной, перестали. И сейчас молчат. Ваши происки, верно?

— Верно… — ответил я.

— Спасибо: ваш способ «реанимации» сработал именно так, как тре-… О, раз вы пришли ко мне, значит, маме тоже полегчало?

— Кризис, вроде, миновал. Но Таня с Лерой не дремлют.

— Классная у нас все-таки команда… — вымученно улыбнулся он, ушел в себя и не заметил, как отключился.

— Хороший мальчишка… — еле слышно прошептала Женя, когда поняла, что он спит. — Весь в родителей.

Анька согласно кивнула, затем поймала мой взгляд и спросила, что у нас в планах дальше.

Я встал с пола, дошел до скамейки, на которую побросал свои вещи, взял часы, нацепил на законное место, проглядел последние сообщения и начал одеваться:

— Костя с Мишей пригнали «Уничтожители» еще полчаса назад. Значит, можно рулить домой.

— В каком составе?

— Всей толпой.

— Тогда я организую какой-нибудь плед для Егора, а ты, Ань, созвонись с Мишей, чтобы спустил мальчишку в гараж… — зарулила Богиня Войны. Ростовцева, естественно, сочла такое распределение обязанностей вполне нормальным и метнулась к своему телефону, а я, закончив приводить себя в порядок, отправился к «творческой группе».

По дороге набрал Валета, выяснил последние новости и со спокойной душой сообщил, что мы вот-вот свалим из Кремля к себе домой и прихватим с собой Еремеевых. От предложенного сопровождения отказываться не стал. Правда, попросил, чтобы оно было незаметным. Потом ответил на несколько уточняющих вопросов, пообщался с Дороховым, оказавшимся где-то рядом с командиром «Яровита», сбросил этот звонок и отправил сообщения Флюгеру с Витязем. А через считанные секунды после получения ожидаемого ответа переступил через порог комнаты, оккупированной Таней и Лерой, постарался «не заметить» страшно зареванные лица всех трех дам, «прочитал» эмофон Светланы Николаевны, окончательно успокоился и озвучил боевой приказ:

— Умываемся, собираемся, спускаемся в гараж и грузимся в «Доджи»

— через сорок восемь минут к нам домой прилетят дроны доставки ресторана «Ирыстон», а мы все еще в Кремле!

— Ты уве-… — начала, было, Еремеева, но была перебита Голиковой, невесть когда успевшей перейти с ней на «ты»:

— Свет, Чума никогда и ничего не делает